-Хэй! - Рамиро и сам был похож на весенний ветер, шумный, яркий, непоседливый и беспокойный. Кэналлиец буквально внесся в сад на буйном вороном жеребце (под стать хозяину, улыбалась как-то все та же Кончита), остановив коня только у начала аллеи и лихо спрыгнув на душистый ковер лепестков. Зима, во время которой хозяин Кэналлоа частенько ходил мрачнее тучи, закончилась, и на загорелом лице соберано сияла широкая белозубая улыбка, совершенно искренняя и неподдельная. Рамиро в кои-то веки был без доспехов, одетый только в легкую рубаху черного шелка да штаны из плотного сукна, подвязанные вместо пояса широким куском ткани на марикьярский манер. Да в самом деле, какие доспехи в такую теплынь? Заживо свариться можно.
Мориск спокойно шел в поводу, удерживаемый сильной рукой герцога. Копыта не цокали по булыжнику аллей, прикрытому толстым слоем вишневых лепестков, так что к Октавии удалось подойти почти бесшумно. Но не незамеченным - иногда Рамиро казалось, что любимая видит его насквозь даже затылком.
-Дора Октавия, в этот весенний день вы особенно прекрасны... а, - на этом месте Алва подавился словом "каррьяра", которое его так и подмывало пригнать в строку всякий раз, когда приходилось вспоминать о навязшем в зубах придворном этикете, - к кошкам церемонии. Октавия, я два дня тебя не видел, а истосковался, будто бы два года.
Хрупкую фигурку герцогини Алва тут же заключили в сильные, но удивительно бережные объятия. К Октавии у Рамиро было совершенно особое, трепетное отношение, бывшее, пожалуй, одно из немногих слабостей дерзкого Повелителя Ветров. Уж очень крепко любил свою жену соберано.