"Сегодня не стоит говорить обо всем, что я знаю - лучше прозондировать почву. Интересно, что в Риме знают о политике наци на востоке Европы..." - Рикардо остановился перед дверью столовой и прислушался. Ужин был в разгаре, и болтовня сделалась благодушней.  Лениво осуждали какую-то княгиню Контарини, сбежавшую в Штаты с любовником-евреем, сочувствовали мужу, как водится; вскользь, с оттенком неодобрения, поминали спичрайтера и любовницу дуче Маргериту Сарфатти; "прохаживались" насчет последних неудач Гитлера в России... Обычный светский треп - и все же Фонтана-младший улыбался, вслушиваясь в "'язык Италии златой" - после грубой немецкой речи нежность родного языка словно обволакивала его душу, исцеляла ее от уныния и тоски, заставляла быстрее бежать кровь по жилам. Только в Германии молодой иезуит смог оценить огромность своей любви к родине - и осознать, что дороги назад ему уже нет. Север открывал перед ним иной путь - путь труда и жертвы, и суровая красота этого нового призвания заставила его принять нового себя и новый, бескрайний мир вокруг. Свобода - это прежде всего решимость жертвовать.
И жертвенный путь для него начинался здесь.
Рикардо открыл дверь столовой и вошел, улыбаясь и слегка сощурившись от бьющего в окна предзакатного света.

Отредактировано Рикардо Фонтана (2011-01-04 02:38:54)

- О, синьорина, кого я вижу! - Рикардо действительно был рад встрече с Анной. Двоюродная тетка была одной из тех очаровательных дам, с которыми он чувствовал себя свободно и непринужденно. Только он знал, что блистательная Анна Ваноцци лазает по деревьям не хуже мальчишки и что в плевках бумажными шариками из трубочки ей нет равных.
- Какая я тебе синьорина?! - шутливо возмутилась ее сиятельство. - Я твоя тетка, негодный мальчишка!
- Вы так молодо выглядите, тетушка, что мне было как-то неудобно- вдруг кто-то допустит мысль, что вы старше меня... - смеясь, Рикардо поцеловал ее руку.
- Алессандро, как ты воспитываешь своего сына?! - все с теми же наигранно-возмущенными интонациями продолжала княгиня, обращаясь к отцу. - Он еще не стал епископом, а уже научился так безбожно льстить пожилым женщинам!

Посмеиваясь, Рикардо заявил с покаянным видом:
- А что делать, княгиня, я стараюсь поддерживать честь фамилии! - и, снизив голос, проговорил:
- Мне потом нужно будет поговорить с вами наедине, - и повернулся к прочим гостям.
- Говорят, что господин Гитлер пребывает в добром здравии, - он подчеркнул голосом это "говорят", - но атмосфера в Берлине самая нездоровая. Неудачи на восточных фронтах... - младший Фонтана едва заметно пожал плечами. - Плюс, наконец, пробудившиеся от великой спячки Штаты, угроза из-за океана... - он не договорил - этого и не требовалось. По лицам собравшихся в гостиной словно пробежал отблеск понимания. "Кажется, кое-кто вскоре прекратит сотрудничество с Берлином, - усмехнулся про себя иезуит. - Хоть такую пользу я принесу..."
- А господа Крупп и Тиссен? - нервно сминая толстыми пальцами салфетку, поинтересовался Адриано Чизелли, один из компаньонов отца.
- Пожалуй, с этим вопросом скорее следует адресоваться к вам, - улыбнулся Рикардо, несколько затрудняясь с классификацией вопроса - был ли он провокационным, - в мою компетенцию не входит отслеживание настроений крупных промышленников. Я знаю только. что Германия задерживает выплату церковного налога, и что среди арестованных гестапо есть и католические священники. Решение судьбы этих несчастных и урегулирование спорных финансовых вопросов, которые касаются Церкви - это и занимает сейчас монсеньора Орсениго.
- В тридцатых Гитлер вел себя как брачный аферист, который хочет понравиться сразу всем возможным богатым невестам, - язвительно произнес Матео Ваноцци, муж Анны.
- Что ж, похоже, "невесты" начали догадываться, какая им отведена роль в замыслах германского вождя, - заметил господин, фамилии которого Рикардо не знал, но смутно припоминал, что вроде бы он журналист, сотрудник какого-то довольно влиятельного издания.
- И тем не менее, - сообщил Рикардо, - сам Гитлер верит в гороскопы. По слухам, звезды предсказали ему окончательную победу на Востоке.
- Ох уж эти трогательные языческие наклонности самозваных норманнов...- покачал головой "бесфамильный" господин. - Хотя что-то мистическое во всем этом есть. Заметьте, сколько было прорицаний о приходе Гитлера к власти! Когда Ортега-и-Гассет писал свое «Восстание масс», он предвидел появление таких вот "новых вождей", отвратительных парвеню. Он несомненно был прав, считая их одновременно вождями и жертвами, этакими «калифами на час». Однако никто предполагал, что за их появление человечеству придется платить тысячами жизней...
При этих словах Рикардо невольно взглянул на отца. Алессандро напрягся, ожидая, что сын "к месту" начнет разговор о лагерях смерти. Фонтана-младший успокаивающе кивнул ему и повернулся к журналисту:
- Но я, похоже, еще менее осведомлен о делах в Италии, чем в Берлине. Как Скорцени удалось выкрасть дуче из-под стражи? - он решил перевести разговор на менее нервирующую отца тему.

Отредактировано Рикардо Фонтана (2011-01-21 17:24:39)

Рикардо делал вид, что внимательно слушает воодушевленного журналиста, пересказывающего события недельной давности, а сам следил за отцом. Тот похлопал по плечу побагровевшего Чизелли, сказал ему что-то успокаивающее, и, очевидно, договорился о консультации - компаньон извлек из нагрудного кармана визитку и что-то быстро начиркал на ней, скорее всего, записал время встречи. Алессандро подвинул Чизелли кресло, наклонившись к его уху, сказал еще что-то, отчего оба рассмеялись, и отошел к столику с бокалами.
Уловив взгляд Рикардо, отец ответил ему вопросительным взглядом - мол, что с тобой, сынок? Рикардо улыбнулся краем рта и снова поднял взгляд на собеседника, не забывая всем своим видом выражать заинтересованность. Но мысли его были...нет, не далеко. Он продолжал думать об отце.
Отношения Кардо и Алессандро можно было сравнить с чайником, который вскипятили и оставили остывать на плите. Сначала мальчик был попросту влюблен в своего папочку - подражал его походке, манере говорить, жестикуляции. Алессандро охотно проводил время с наследником достаточно большую часть свободного времени - как только оно у него появлялось, и, кажется, гордился сыном. Все изменилось после смерти матери - осиротевшему Рикардо было нужно много любви и внимания, Алессандро же, казалось, не мог дать ни того, ни другого. Нет, он нанимал для сына лучших репетиторов, интересовался его успехами, пытался даже говорить, что называется, по душам - но с каждым годом Фонтана-младший все сильнее отклонялся от простой и ясной жизненной цели, определенной для него отцом. Для того, чтобы стать банкиром, он слишком многое унаследовал от матери - ее впечатлительность, обостренное чувство справедливости, старомодные понятия долга и чести, нервозность и склонность к мистицизму. Религиозность, зародившаяся в его душе под влиянием матери, после ее смерти постепенно развилась в осознанную веру, и он сумел отстоять свой выбор даже в ситуации, когда отец угрожал отказаться от сына. С тех пор между двумя самыми близкими людьми легла пропасть, через которую, впрочем, был переброшен со временем хрупкий мостик взаимного уважения. Когда же у Алессандро появилось осознание того, что Рикардо может быть полезен ему даже в качестве человека Церкви, он стал охотнее общаться с сыном, стараясь незаметно преподнести ему информацию о том, чего они могут добиться, работая вместе. Пока что подвижек особых не намечалось - Фонтана-младший слишком хорошо знал своего отца и легко разгадывал его тактические маневры - однако ватиканский банкир не терял надежды. Он верил, что рано или поздно в характере Рикардо возьмут верх унаследованные от него, отца, практичность и здравый смысл. Силы воли несостоявшемуся наследнику было не занимать - в этом Алессандро убедился на собственном опыте. Именно такой помощник - разумный, сильный, образованный, талантливый, а в будущем и влиятельный - и был нужен Фонтана-старшему.
Рикардо же нужна была любовь искренняя, не замешанная на выгоде, пусть даже обоюдной. Но говорить об этом с отцом он не смог бы, да и не желал.

Отредактировано Рикардо Фонтана (2011-02-07 20:22:08)

По реакции гостей Рикардо понял, что усложнил отцу жизнь не одним, так другим. Но в итоге все-таки лучше, что о положении Германии компаньоны отца узнали именно здесь и сейчас. В любом случае неудачи гитлеровских войск - это секрет Полишинеля. Однако, возможно, отцу было нужно только время... а сын снова допустил оплошность.
Он виновато взглянул на отца, однако тот был занят разговором. Тогда священник, наклонившись к уху Анны, шепнул: "Я завтра буду, перед приездом позвоню", и, заручившись кивком, улыбнулся, извинился перед собеседниками, оправдываясь делами, и покинул террасу.

В комнате было по-вечернему тихо и уютно. Рикардо любил эти долгие вечера, когда отблески заходящего солнца скользят по стенам золотой рябью, постепенно угасая, и комната наполняется мягкими сумерками.
Он снял сутану и практически упал в кресло - силы вдруг покинули его.
"Я все делаю неправильно".
Его душа пребывала в слишком большом смятении, чтобы он мог быть сейчас полезен Курту и их общему делу. Встреча с Анной, разговор с Витторио - пожалуй, максимум, на что можно решиться сейчас. Но время, время! Утешая Герштайна, Рикардо не лгал, говоря, что считает себя соучастником массовых убийств - каждая минута его неуверенности или молчания стоила жизни сотням людей. Однако как можно надеяться на успех миссии, если за последние три дня он так и не смог помолиться? Латинские слова, в которые он раньше вкладывал столько страсти, столько искренней веры, словно бы пожухли для него, как высыхает забытый в книге багряный кленовый листок. И это было самое страшное в его нынешнем состоянии.
Вдобавок Рикардо чувствовал мучительное раскаяние в том, что осудил отца. Алессандро всю свою жизнь отдал служению Святому Престолу, и уж точно принес больше пользы, чем его сын. Не станет ли последний первым в Царствии Небесном? И не будет ли суровее всех осужден судивший других?
Молодой иезуит с новой остротой ощутил свое несовершенство, непригодность для той задачи, которую взял на себя.
Читая жития святых, он всегда поражался тому, как Бог действует через человека, вдохновляя того на поистине великие дела. А что делать тому, кто не ощущает поддержки свыше? Что делать тому, кто не в силах молиться?
Если бы он мог поговорить с Куртом! Но эту мысль он отбросил - Курт сам нуждается в поддержке, он ежедневно рискует жизнью своей и своей семьи, и капризы избалованного графского сынка могли только лишить его веры в себя. А в том, что миссия Курта вдохновлена свыше, Рикардо не сомневался. Вот только плохого Аарона послал этому Моисею Господь...