Насколько давно вы ощущали, как в вашей голове что-то вертится? Будто там поселился большой и толстый червь, который не просто упрямо колупается среди ваших мозгов, но еще и вынуждает ежиться от неприятного ощущения. Вынуждает морщится от склизкого, преследующего чувства копошения. Мысли словно собираются в единый комок и вращаются, перевариваются, лениво, как стайка личинок, переползая из угла в угол и отваливаясь от общего кома. Ощущение в высшей степени противное.[AVA]http://s020.radikal.ru/i706/1506/4f/5c2bcaf307e8.jpg[/AVA]
У него болела голова. Больше, чем он мог бы обрисовать, назвав данное явление мигренью. Вейлона по настоящему мутило от смеси страха и переживаний, надежды на мирный исход. Ему давно казалось, что всю надежду он потерял вместе со своей семьей, с теми беззаботными днями без Маунт-Мессив. И это было вполне логично. Пережив все возможные ужасы не-классической психиатрической лечебницы сложно было вообще верить во что-то, кроме подвижности собственных ног. И однако... Парк как никогда надеялся на более-менее хороший исход. В котором ему не придется пережить все те кошмары снова, в котором не будет скорого конца, обвенчанного его собственной кровью.
Новая, мягкая к телу, флисовая рубашка приятно согревала, успокаивала текстурой ткани, которую можно было слегка перебирать пальцами. Айтишник отвлекался на это простое действие, приобняв себя за плечи. Томительное ожидание сводило с ума, будоража самые дальние уголки сознания. А вдруг Эдди все же все вспомнил? Вдруг он прямо сейчас вырезает весь полицейский участок, тихо напевая излюбленную песню?
Парень как-то резко мотнул головой, стряхивая наваждение и смолянистые запахи смазанных старых швейных машин. В этот же момент он услышал до боли знакомый голос, в первые секунды готовясь встать в оборонительную стойку. Пусть отношения с Мирандой и желали лучшего, пусть они были искусственным плодом эгоизма Парка, но все же что-то от близости, настоящей близости, было между ними. И это на несколько секунд обязывало опасаться того, кто все же мог ее убить. Но отчего-то именно сейчас Вейлон действительно перестал по-настоящему бояться. При виде Глускина, с этими его лопнувшими капиллярами и кровью на рукаве, парень наполнялся каким-то доселе неизвестным спокойствием. Очевидные ранее ассоциации не мешали разглядывать уставшее лицо со следами переживаний, искреннего страха за саму возможность подобного убийства. Этот взгляд давал парню уверенность в том, что аналитик не убивал. Все же наивная надежда, неизвестно откуда взявшаяся, была взлелеяна ситуацией.
-Соболезнования, пожалуй, нужно приносить ее матери, -его собственный голос звучал, как из под воды, гулко и очень нечетко, -Но я это уже сделал, -отстраненность, вновь появившаяся во взгляде и позе, заставившая парня отклониться от собеседника, звучала и в голосе, но не представляла привычной негативности. Убитый неожиданностью и всей ситуацией, Парк наконец-то перестал давать прошлому ход в нынешний момент, даже если временно.
-Мисте... -начал было с серьезностью тот, немного запнувшись от противного скребущего ощущения на душе, -Эдвард, я рад, что вас отпустили, -...потому что в ином случае я был бы следующим, услужливо пронеслось в сознании, но, волею случая, не было озвучено.
Рябь в глазах сама по себе исчезла, а айтишник и не замечал этих перемен. Шум в голове выровнялся, став фоновым, словно кто-то убрал громкость старого радио. Картины ужасной расправы, фантомная боль в ранее сломанной ноге - все это утихло, ушло с приходом мужчины. И невиновностью в его глазах. Отчего-то именно в данный момент ему не приходили в голову мысли о том, что это может быть лишь хитрость, коварный ход истинного маньяка. Усталость прошедшего дня обрушилась слишком быстро, чтобы осознавать и продумывать что-то еще и поддаваться панике.
-Кхм... -блондин потупил взгляд, прикрывая глаза в тяжелых раздумьях, колупавшихся в черепе уже птеродактилем, -Как вы смотрите на перспективу выпить? Под выпить я подразумеваю напиться в хлам.
Не поднимая взгляда, наполненного чем-то гулким, пустым и боязливым, он словно бы прочистил горло в неуверенности. Воспоминания. Ни одно не покидало его. Но, кажется, задняя мысль была лишь о том, что лучше оказаться у экс-маньяка на хорошем счету... чем как-то иначе. Или же просто воспоминания меркли в сравнении с бледным, изуродованным телом молодой девушки. И пусть Вейлон не любил ее на самом деле, но не мог просто проигнорировать тупую боль в груди, ноющую от чувства вины.

Слово за слово, а быть точнее неловкость за неловкостью в череде удивления, но все же они с Глускиным оказались в квартире, с початой в пути бутылкой горячительного, согревающего связки так, как не смогло бы ничто другое. Что удивительно, айтишник настолько уверился в своих надеждах, что позволил экс-маньяку оказаться именно у него дома.
Но душа так или иначе словно утихала, обволакивалась жаром, отпуская тревоги и притупляя границы страха. Сознание загнанного кролика размывалось, оставляя только истинных дух авантюрного парня. Давно забытый и потерянный дух искренности, разящей чистыми смешками и спокойствием. Только ради этого чувства покоя, ради отсутствия страха на эти мгновения забытья, он пил в самом начале. И оттого повторение старого пути казалось ироничным, но забавным. И даже тени недавнего прошлого как-то уверенно прятались за светом от этого огнива из спиртного.
-Полагаю, надо все же раздеться и найти тару, -уже несколько хмельно кивнул тот сам себе, принимаясь неловко снимать кеды, привычно сминая задники у новой пары.

Отредактировано Morgan (2017-01-01 23:41:41)

Парк честно признается себе в том, что ему намного лучше в присутствии Глускина. Где-то на дне его притупленного алкоголем сознания плещет тонкий страх, гадкий и липкий. Как холодный пот, что стекает по спине после кошмаров. Но в голове нет жуткого жужжания, перед глазами не раздается резкая рябь. Ему спокойно. И в этом есть что-то неверное. Девушка, которую он должен был любить - мертва. И тот, в чьей компании ему стало лучше, чем за последние месяцы, подозревается в ее убийстве, ровно как и он сам. Вейлон смотрит своему компаньону по выпивке в глаза и думает о том, что не хочет верить в то, что перед ним маньяк. Вся злость, копившаяся мучительными днями, словно утихла, перестала давить нескончаемым грузом. Вероятно, дело было в алкоголе.[AVA]http://s020.radikal.ru/i706/1506/4f/5c2bcaf307e8.jpg[/AVA]
-У меня творческий беспорядок, -он как-то спутанно двигает руками, не по-юношески резко, но нечетко. В квартире, за то время отсутствия девушки, снова появился запах сандалового парфюма, сменивший сладкие ароматы женских духов и цитрусовый - одеколона, выбранного ему едва ли не после первого свидания. Вещей снова стало меньше, на диване лежала помятая кроватная подушка. Ему плохо спалось.
-Знаешь, -когда ему удается достать из буфета стаканы, то он замирает с ними, едва повернувшись к Эдди. Он жмурит один глаз, словно прямо на него светит солнце, и по пьяному резко выдыхает, -Когда я увидел тебя там, -молодой утомленный организм реагировал на выпивку, делая его легче, мягче, -Ну, за этим... стеклом. То подумал о том, что человек, убивший женщину, не может выглядеть так... -он морщится, как от укола иглой в мышцу в руке, вместо вены. Воспоминания накрывают его, но Парку удается полупьяно отмахнуться от них, попытавшись донести мысль так, как должно. Почему он это говорит - Вейлон не знал. Это было безумно, опрометчиво и опасно. Перед ним мог сидеть убийца, умело притворяющийся душкой. С мясника, который в прошлом разделывал людей и делал из них "бабочек", сталось бы сделать из кого-то мясную нарезку. Но он не знал, а скорее чувствовал. Иронично-безумно осознавал разумом роя, что нет, даже тот, кого он знал о Маунт-Мессив, по этому грязному скопищу грехов и ужаса... даже этот человек не сделал бы все так мерзко. Невольно в голове проносится воспоминание о том, как Эдди, казавшийся абсолютно здоровым, стучал в стекло. А Парк не помог. Он сглотнул ком в горле и двинулся с места, протягивая мужчине стаканы.
-Не может выглядеть так, словно ему мучительно больно, -наконец-то закончил тот, сделав какое-то неопределенное выражение лица - смесь смятения и стыда.
А потом они пьют. Много, закусывая тем, что также приобрели в магазине. Облюбовав кресло рядом со стеклянным журнальным столиком, Вейлон сидел закинув ноги на подлокотник. Так, словно ему от силы лет двадцать и он только что приехал из колледжа, чтобы избежать пьянок в кампусе. Не в пример Глускину, который даже поддатым и болезненным выглядит как гребанный мистер стиль. Он неопределенно хмурится - то ли от кислоты лимона во рту, то ли от осознания того, что вообще происходит в этой квартире. Сущие безумие, - говорила логика. Все правильно, - ловко дурило подсознание, успокоенное наличием Эдди рядом.
-Я ее не любил, -вдруг резко выдает тот, непринужденно осушая бокал с алкоголем и, зажмурившись от резкого жжения в горле, заедая долькой лимона вместе с цедрой. Он не знает, зачем это говорит. По большому счету Парк уже пьян - ему не так много надо, -Может, если бы любил, она была бы жива. Хотя, скорее наоборот, проверено опытом, -он как-то мрачно усмехается, уголки губ приподнимаются в острой ухмылке. Ему действительно смешно от того, что он это говорит. От того, кому он это говорит. Тому, кто и угрожал женщине, которую Вейлон любил. Ей и детям. Чувства к жене остыли, потерялись в мареве дней, а после всех событий потерялись окончательно. Теперь все мысли были заняты не этим.
-А ты? Ты любил кого-нибудь? -его голова чуть склоняется к плечу, когда он задает этот вопрос. Парк не знает, что хочет услышать. Но его подсознание настаивает и он сдается. Пьяным Вейлон более уязвим перед последствиями тяжелого опыта. Более уязвим перед собственным сознанием. И неведомой интуицией.
Глускин в свете домашних ламп кажется чем-то... мирным. Не опасным. Отдаленно ему в голову приходит мысль о том, что в иной ситуации это все было бы больше похоже на дружескую беседу. Но оно не похоже. И однако все равно правильно до безобразия. Он быстро облизывается и думает о том, что мужчина кажется менее несчастным, чем в участке. И это непонятно радует на инстинктивном уровне, когда разум ему уже отказывает. Несчастье респектабельному человеку не к лицу, - припоминает тот слова начальника, ставшего, кажется, другом этому экс-маньяку.
-Несчастье тебе ни к лицу, -спешит озвучить мысль он, никак не аргументируя слова и пьяно-неловко съезжая в кресле. Они выпили больше, чем он планировал, -Оно к лицу молодым клевым парням вроде меня. Оставь это нам.

Отредактировано Morgan (2017-07-25 05:02:45)

У Парка не совсем четкая картинка перед глазами, а тело кажется легким. Расползающимся, подобно воздушные пузыри. Кажется, если он встанет, то непременно ноги разъедутся. Садиться на шпагат лучше в пьяном виде. Само тело и гравитация поддерживают эту идею. В голове словно катается свинцовый шар и это, на удивление, дает разуму необычайное освобождение. Словно до этого там был не свинцовый шар, а целый блок. Но из-за этого казалось, что голова время от времени тяжелее на одну сторону.[AVA]http://s020.radikal.ru/i706/1506/4f/5c2bcaf307e8.jpg[/AVA]
В косом свете помещения Эдди кажется не столь опасным. В его жестах нет ничего, что напоминало бы о Маунт-Мессив и воспаленный мозг успокоен этим. Кошмар не пытается ожить, в ушах не стоит мерзкий гул и жужжание, словно в черепную коробку пробрались пчелы. Рядом с Глускиным было легче дышать, словно общее прошлое освобождало их от теней этого самого прошлого. А возможно Вейлон просто слишком пьян.
-Оставайся, -небрежно бросает тот, когда заходит речь про уход. Пьяная фраза про отговаривания находит в нем отклик. Равносильный такому же знанию. С удивлением пьяное сознание признает, что ему не хочется, чтобы мужчина уходил. Завтра им обоим на работу, но протрезветь за такой короткий срок просто невозможно. А если они не выйдут, то по офису поползет масса слухов. Офис любит задушевные байки, наполненные несуществующими подробностями. От этого осознания хочется застонать в голос и сослаться неизлечимо больным, чтобы никуда не ходить.
-Ты распишешь где-нибудь кривую на асфальте, упадешь и набьешь шишку, -он тянет гласные, делая над собой усилие для того, чтобы подняться со столь мягкого кресла. Парку много стоит перекинуть длинные ноги с подлокотника, но он с этим справляется. У него были периоды, в которых нужно было уметь и не так высоко поднимать ноги с руками.
-И тогда тебя сочтут маньяком-суицидником. И что я скажу шефу? -пьяно хмурится айтишник, цокая языком. Его мимика от алкоголя становится ярче, -Что погубил его лучшего аналитика? Нет, спасибо, мне нравится моя работа и я не готов... -пространство на мгновение немного плывет, но он берет себя в руки, становясь даже прямо и удивительно серьезно для своего состояния смотря на собеседника. Что-то тяжелое и теплое прокатывается по позвоночнику, когда он смотрит на такого Глускина. Вейлон неосознанно закусывает нижнюю губу, торопливо ее облизывая. Ему лучше переходить на пиво. Алкоголь лишает его адекватности побуждений.
-Оставайся, только не прикасайся к моему рабочему столу. Там пизанская башня из чашек и ты сломаешь мою Италию.
Стаканы и тарелки убираются очень неохотно, но движение разогревает и хмель перестает так сильно кружить голову. Парк двигается по квартире почти по прямой. Его организм привык передвигаться по темноте этого помещения наугад, после стольких месяцев прихода в себя. Благо, у него теперь было пособие, выставленное как процент от наследства. Однако с "прятками" у этих ребят все равно дерьмово, а вот с конспирацией нормально.
Свежее постельное белье находится теперь в полупустом шкафу, а не где-то в ящиках - все вещи он благополучно скинул на пожертвования. Одежду из разряда той, что не стал бы носить сам по себе. Квартира все же снова заимела холостяцкий лоск и свободу пространства. Потому что вещей было не слишком много. Найти что-то не составляло труда.
-То, что я тебя не вижу, не значит, что я не знаю, что ты тут, -ворчит он, с сомнением смотря на подушку и наволочку, наволочку и подушку. Это будет тяжело, -Что вставить между допросом и выпивкой, чтобы быть клевым парнем, а не алкоголиком? -и Вейлону до смешного легко говорить, хотя еще недавно одна мысль о том, чтобы повернуться к Глускину спиной вызывала мороз по коже и ужас.