Стоило ли говорить обо всем этом отцу? Вот то, над чем Рикардо мучительно размышлял всю дорогу.
Ночью он перебрался на заднее сиденье, но не спал, а просто молчал и думал. О многом. О том, как сделалось возможным, что именно он оказался в центре этого вихря. О том, зачем ему дано это испытание. И - самое главное - как вообще возможно будет жить, если что-нибудь случится с Герштайном.
Рикардо знал, что за домом Курта могли следить - а он приходил туда дважды. Невозможно было обвинять друга, который искал у него утешения и защиты, но благое дело часто оборачивается дурным. И если его проследили... Господи, они втянули в эту игру еще и фрау Шрекк, к которой молодой человек успел привязаться, словно к матери или бабушке! Не забудет ли Курт навещать ее? Но ведь это может быть так рискованно! Хорошо хоть Рикардо оставил ей денег и продуктов...

Утром он, еще более усталый, чем за все эти дни в Германии, спросил Чезаре, где, по его мнению, может находиться отец, и тот сообщил, что, насколько он помнит, в этот день Фонтана-старший точно не поедет в Ватикан. В банк смысла ехать не имело - там не место для подобных разговоров. Так что Рикардо попросил отвезти его домой.

Новое семейное - отец приобрел этот "угол рая" только после того как вошел в совет директоров "Банко ди Рома", - гнездо Фонтана, простой постройки старинное здание, располагалось в небольшой долине, отлого спускавшейяся среди виноградников и оливковых рощ к морю. Рикардо ощутил тяжесть на сердце, когда взглянул на все это великолепие - ему вспомнился серый осенний Берлин, бомбежки, очереди за продовольствием...
Машина мягко прошуршала по гравию. Открылись ворота, и над ними сомкнулся шатер из дубовых ветвей. Знакомый плавный поворот в аллее - и вот уже мраморное крыльцо. Рикардо попросил поприветствовавшего его слугу отнести чемодан и плащ в комнаты, кивнул Чезаре и поднялся по ступенькам в холл. Отец, скорее всего, в кабинете или в столовой...
Однако иезуит ошибался. Алессандро Фонтана, облаченный в бархатный камзол и блистающий новеньким орденом на шее, позировал суетливому фотографу, господину Торелли.
- Отец... - тихо произнес Рикардо, сильнее, чем обычно, ощущая свою неуместность в этой помпезной гостиной.

- Слишком долгая дорога, - за внешним спокойствием скрывалась напряженность стальной пружины. Рикардо ждал вопроса о делах в Берлине, о нунции. - По какому случаю такая высокая награда? - он кивнул на орден. - А мне ты не сообщил, я был бы готов к поздравлениям, - молодой человек улыбнулся.

Отредактировано Рикардо Фонтана (2011-01-04 03:04:23)

- Иного от тебя никто и не ожидал, полагаю... Нет, - Рикардо тяжело это говорить, он понимал, что сейчас начнутся расспросы, - я приехал по собственной воле.
Он поднял глаза на отца и вдруг осознал, что тот был в курсе все это время. И фотограф, и камзол с орденом - все это не более, чем инсценировка, призванная указать блудному сыну на его место и его долг перед семьей и Церковью.
Рикардо застыл, пораженный этой мыслью. А что, если всю эту жизнь отец не сделал ничего по велению сердца? Если каждый поцелуй, каждое одобрительное слово были не чем иным, как педагогическим поощрением?

Отредактировано Рикардо Фонтана (2011-01-04 03:05:17)

Рикардо без энтузиазма смотрел на накрытый стол. Сейчас он с радостью съел бы кусок черного хлеба с сыром - даже любимая некогда форель вызывала легкую тошноту. Впрочем, Фонтана-младший понимал, что подобная реакция - следствие нервного перенапряжения, а за истекшие сутки он съел только жареные каштаны, да выпил немного вина в придорожном ресторанчике.
- Я рассчитываю на встречу со Святым Папой, - объяснить причину приезда все-таки было необходимо. - В захваченных гитлеровцами странах жестоко истребляются евреи, и Папа должен об этом знать.

- Если бы он знал, давно осудил бы эти зверства, не так ли? - вопросом на вопрос ответил Рикардо, чуть наклоняясь вперед.
В самом деле, чего стоит Церковь, неспособная вступиться за страдающих, за мучеников? Молодой иезуит вдруг понял, что не знает, сможет ли он служить ей.

Отредактировано Рикардо Фонтана (2011-01-04 03:06:11)

- Чего я не понимаю, отец? - тихо спросил Рикардо. - Тебе не кажется, что проще объяснить мне раз и навсегда, чтобы я понял и, как ты говоришь, успокоился, чем давать пищу для домыслов подобной недоговоренностью?
Он отодвинул тарелку и откинулся на спинку стула. Аппетит пропал окончательно. Он не понимал одного - раз уж позиция Святой Церкви по этому вопросу уже выработана, почему отцу не пояснить ему, в чем она заключается, чтобы Рикардо постарался обойти подводные камни сам и смог защитить Курта?

- Тогда зачем цепляться за конкордат, который не выполняется? - Фонтана-младший бросил салфетку на стол. - Отец, если твои деловые партнеры недобросовестно относятся к своим обязанностям, ты отказываешься от работы с ними! Почему Церковь унижает себя, заигрывая с гитлеровским режимом?! - он решил никоим образом не комментировать глубоко оскорбившую его реплику о недобросовестном отношении к обязанностям - если кому-то придет в голову осведомиться о том, как он вел себя в Германии,  Орсениго не сможет отрицать, что Рикардо работал на совесть. - А в Польше, в лагерях смерти ежедневно гибнут тысячи люди! Папа мог бы стать их голосом... их криком о помощи!

- Ты считаешь, что среди тех, кого убивают, пытают и запирают в лагерях, нет католиков? Паства не страдает? Гитлер преследует всех, в ком видит угрозу своему владычеству! Он желает подчинить себе все - в том числе и религиозные общины! - Рикардо тоже снизил тон, осознав, что их могут услышать - как минимум слуги. - Ни о каком сотрудничестве с Церковью, тем более - о признании ее хоть сколько-нибудь авторитетом в жизни мира и речи не может идти. Я говорил с ними... я видел их и знаю, чего они хотят. К тому же, - он налил себе воды и залпом выпил, - ты помнишь выступления его преосвященства фон Галена. Он выступал против программы насильственной эвтаназии, - Рикардо вспомнил слова Герштайна о Берте, - и программа была свернута...